Пресс-показ лапидария на территории Новодевичьего монастыря

Пресс-показ лапидария на территории Новодевичьего монастыря

Леонид Кондрашев — первый заместитель руководителя Департамента культурного наследия города Москвы, главный археолог города Москвы;

Леонид Беляев — заведующий отделом археологии Московской Руси Института археологии Российской академии наук.

Л. БЕЛЯЕВ

Я руководитель Новодевичьей археологической экспедиции. Я руковожу этой экспедицией, и многими экспедициями в московских монастырях лет 40 точно. Но это самые большие монастырские работы в черте города. Такая большая проработка Новодевичьего монастыря впервые. До нас тут практически ничего не делалось. И если меня спросить, что самое главное в археологии Новодевичьего монастыря, я отвечу: «То, что она существует. Это главное». Главное, что у этого прекрасного монастыря, который вас окружает, с его колокольнями, башнями, церквями, есть еще и какая-то археология. Казалось бы, что здесь может быть археологического? Монастырь-то сам при Василии III основан. С точки зрения археологов — просто вчера. И стены все стоят, и башни. Что тут можно археологически исследовать? Мы также к этому подходили, когда начинали работы, и невероятно ошиблись, потому что здесь фантастическая археология. Говоря коротко, внутри этого большого монастыря, который вы видите, открылся еще один маленький, от которого на земле сейчас стоит только Смоленский собор. Все остальное, что вы видите вокруг себя — это совсем позднее.

Всегда считалось, что это и есть тот самый монастырь, который Василий III основал, Софья его немного перестроила, какими-то рюшечками, кружавчиками каменными его украсила, позолотила иконостасы. Оказалось, это совсем не так. Софья просто как губкой с доски стерла монастырь XVI века. От него просто кроме Собора ничего не осталось. Она бы, наверное, и Собор бы стерла, если бы в подклете не лежали царские родичи XVI-XVII веков. Собор она оставила, но все остальное она уничтожила тотально. Здесь нет никаких оснований древних памятников. Все основания лежат под землей. Причем, они лежат совсем не там, где все думали. Например, сзади вас корпус, который называется «Ирининский», как бы связанный с Ириной Годуновой. Совершенно он с ней никак не связан. Он стоит прямо на стене древнего монастыря. При Ирине Годуновой его просто не было. А Ирининский покой стоит совершенно в другом месте, и это отдельный разговор. И так абсолютно во всем. Там, где были кельи, очень богатые кельи, так как были знатные постриженницы, в XVIII веке были разбиты садики, на других местах, где жили люди, образовались кладбища. Вот это все мы узнали только когда начали работу.

Здесь вся середина монастыря — это сплошное кладбище. И появилось оно в  XVIII-XIX веках. И под него тоже не подлезешь, и его не разрушишь. Поэтому этот большой слой под нами лежит во многих местах, и мы его только чуть-чуть затронули. Но этого «чуть-чуть» хватило для того, чтобы мы поняли, как монастырь был устроен в XVI-XVII веках. Мы открыли древний монастырь, и тем самым открыли новый монастырь. Новый монастырь выглядит совершенно по-другому. Это не какое-то продолжение древнего. Это абсолютно новая модель. Как Петр строит на новом месте Санкт-Петербург, также и Софья строит здесь свой Санкт-Петербург.

Сказать всю археологию здешнюю очень трудно. Она интересная. Здесь было много пожаров в XVI-XVII веках. Археологи обожают пожары, даже не потому что выпадает много предметов в слой, а потому, что они дают тонкую градуировку. Вы можете разобраться, что когда происходило, что чего сменяло, когда строилось новое. Только до конца XVII века здесь три-четыре хороших пожарных слоя есть. И это окажет большое влияние на большую московскую археологию, потому что между этими слоями есть предметы. У этих предметов появляются даты. И мы можем продатировать все, что у нас по городу происходит.

Мы впервые разобрались с некрополем в подклете Смоленского собора. Мы не изучали самих погребений, но мы расчистили все плиты, прочли все надписи на этих надгробиях и саркофагах. На эту тему скоро будет несколько монографий. Здесь — новая картография, новая архитектура. Мы много внесли в хронологию Собора. Собор датировали от 1512 года до 1590 года. Почти столетие был разброс. Сегодня мы знаем, что это тридцатые — сороковые годы XVI века. Про археологию можно долго рассказывать. Великолепные красные изразцы. Есть проблема в Москве: когда появились изразцовые печи? Первые печные изразцы в Москве — это конец XVI- начало XVII века. Все так смутно, туманно, капризно в археологии этих изразцов. А здесь мы получили целую серию построек, которые друг друга сменяли, в которых этих красные изразцы в большом количестве, которые позволят нам построить стройную систему: что когда появилось.

Много еще других предметов, рассказывать о которых на словах не так легко, а нужно презентации с картинками делать, чтобы видно было, что — зачем. Среди этого всего очень важную часть составляют надгробные материалы. Монастырь имел в своей жизни несколько этапов формирования некрополя. Первый некрополь XVI-XVII веков — в подклете Собора и вокруг Собора. По территории его больше нет. Он со всех сторон был зажат улицами монастырскими, где стояли кельи. Дальше была стена, потому что монастырь был меньше гораздо по размеру, примерно на треть меньше, чем нынешний монастырь. Это все там, на востоке монастыря. К концу XVII века активность погребальная в монастыре как-то поубавилась, а снова оживилась к концу XVIII века, потому что в конце XVIII века разразилась чума. Правительство строго запретило хоронить в черте Москвы, и начали хоронить в монастырях, которые для этого специально предназначались. И несколько монастырей, в том числе и Новодевичий, стали центрами погребальной активности. Особенно в течение XIX – начала XX века здесь похоронили сотни людей из хороших фамилий русской интеллигенции. Чтобы дать вам ориентир — вот там за южной стеной пришлось прирезать новое кладбище, так как было негде хоронить. И сегодня это — знаменитое Новодевичье кладбище. Главное кладбище героев, творцов России.

Какой у нас повод сегодня? Мы наконец смогли устроить лапидарий. Лапидарий — это место, где будут собираться все каменные предметы: плиты, архитектурные фрагменты. Будет специальная площадка, будут этикетки, какие-то рассказы. Мы сейчас у начала формирования лапидария. Под него отведена площадь, сделаны первые фундаментальные работы. На ней выложены пока без особой систематизации все, что было нами найдено в слоях, все, что нашли реставраторы при работах, все, что было разбросано по территории монастыря в двадцатые-тридцатые годы. Дело в том, что кладбище было уничтожено. И сам монастырь пострадал бы гораздо больше, если бы в двадцатых годах не нашлись энтузиасты, которые объяснили правительству, что лучше все-таки не уничтожать монастырь, а превратить его в музей, что и случилось. Но кладбище здесь все-таки разгромили, и большая часть надгробий снесли. Те, что даже остались, не на своих местах. Надгробия этого разгромленного кладбища долго бродили по всей территории. Сейчас они собраны вместе. Они доставляли неприятности. Они тяжелые гигантские камни. Что здесь конкретно? Здесь надгробия XVII века представлены хорошо, здесь есть один-два предмета XVI века, а в основном — это некрополь, который стоял на поверхности, и был разрушен при советской власти. Это надгробия в основном XIX века. XVIII век здесь плохо представлен. Новое кладбище уничтожало старое: новые могилы, плиты, надгробия. Старые приходится разбирать, вторично использовать. Так что в основном это XIX и XX века. Чем они отличаются? До XVII века — это плиты, которые лежат на могиле. А вот потом появляются архитектурные формы, скульптурные формы. Кроме известняка появляются мрамор и гранит. Так что, если видите известняк, то надо думать, XVI или XVII? А если увидите гранит — то это XIX-XX века. Мы все описываем. У нас тут было много работы. Разберемся и с более поздними камнями. Вопросы?

СМИ

На какой глубине копали самое большее?

Л. БЕЛЯЕВ

Четыре-пять метров. Надо понимать, что здесь не так, как в учебнике: сверху — не значит, что самое позднее, глубже — не значит, что самое ранее. Кладбище росло вверх. Как культурный слой рос, так рос и слой кладбища. На старых погребальных сооружениях делали новые. Если на местах старых кладбищ тут снять дерн, то сразу попадаешь в невероятную мешанину. Это такое пространство Пиранези: лестницы, которые никуда не ведут, на них громоздятся куски надгробных сооружений, можно спуститься в огромные склепы. Довольно любопытно было это все, но мы этого ничего не делали. Мы занимаемся только тем, чему грозит уничтожение. Как только мы чувствовали, что это происходит, мы становились стеной и требовали, чтобы это не разбиралось. Подземная часть некрополя XIX-XX веков на 90% цела. Это задачи будущего. Мы сделали то, что были в состоянии сделать. Не думайте, что археологи любят копать. Мы это ненавидим.

СМИ

Как возникла такая идея выставки под открытым небом?

Л. БЕЛЯЕВ

Идея возникла сразу, потому что лапидарий в любом монастыре, где ведутся раскопки, должен быть. А куда еще девать все эти камни? Кому интересная надгробная тематика, приезжайте в Музей Рублева. Там сейчас новая экспозиция, невероятно качественно выстроенная. Там можно посмотреть, как на стеночках висят эти надгробия. Но в большинстве случаев  - это открытые пространства. Так что идея была всегда. Не сразу мы нашли место. Прошлое имеет свойство мешать новому, и нужно найти такое место, где оно будет, наоборот, ему помогать. И лапидарий — это такое место.

Когда он сделается? Я не могу вам ответить. Потому что для этого нужен проект, кому-то он должен принадлежать, но вообще — это общенародное имущество. Нужна программа. Для всего нужна программа. Под книги, которые мы сейчас пишем, нужна программа, иначе непонятно, как их издавать. В ближайшие годы, я думаю, лапидарий сделают.

СМИ

Можно сказать, что раскопки пока не завершены?

Л. БЕЛЯЕВ

Это как с войной. Война кончается, когда похоронен последний погибший солдат. Поэтому, конечно, раскопки не завершены. Завершены земляные работы. Полевая деятельность почти завершена. Хотя лапидарий — тоже часть полевой деятельности. Нужно написать, по моим предположениям, четыре книги о Новодевичьем монастыре. Сейчас первая только дописывается, вторая  - наполовину готова, третья и четвертая — только в проектах. Пока они не будут сделаны, археология монастыря не закончилась, в том, что связано со мной. Другие археологи тоже будут что-то делать.

СМИ

Посетители уже могут что-то посмотреть?

Л. БЕЛЯЕВ

Да, они могут многое посмотреть. Вот, например, вокруг Успенской церкви была галерея в XVII веке. Сейчас ее нет, но при раскопках мы наши ее столбы. Столбы обозначены на поверхности. Экскурсоводы могут их показать и сказать: «Вот, здесь стояла галерея. Вот картинка XVIII века, какая она была. Но ее разобрали, теперь остались только пятна столбов».

Л. КОНДРАШЕВ

Был такой смешной эпизод, когда французский король Людовик поручил своим ученым измерить границы государства. Они измерили. Территория Франции оказалась на несколько квадратных километров меньше, чем он думал до этого. Он очень ругался: «Эти ученые уменьшили территорию Франции больше, чем завоевали мои генералы». Наши археологи продолжают нас удивлять каждый раз. Только мы, в отличие от Людовика, радуемся каждый раз. Новодевичий монастырь — это объект, входящий в перечень объектов мирового наследия ЮНЕСКО. И надо понимать, что это не зря. Другой вопрос, что это один из объектов, который был очень трансформирован в советское время. А сейчас выясняется, что и в XVII веке. То, что вы здесь видите, этот лапидарий — это в большинстве своем те обломки надгробий, которые оказались под землей, под культурным слоем. В советское время здесь были большие работы, которые сильно изменили облик монастыря. Сейчас потребовалась профессиональная и очень кропотливая работа археологов для того, чтобы сохранить эти уникальные артефакты и по-новому взглянуть на историю этого монастыря. Новодевичий монастырь — уникальный объект, но это не значит, что все остальные места в пределах исторической Москвы, где есть культурный слой, остаются без внимания археологов. Уже получено 25 специальных разрешений, которые в археологии называются «открытый лист». Это название пережило революцию. Он выдавался с конца XIX века. Около 100 объектов или завершено, или в работе. В прошлом году их было около 200. Около 100000 находок мы готовим к передаче в музейные собрания. Раскопки в разных местах продолжаются. И мы каждый раз, когда есть что-то интересное, обращаемся к вам. Спасибо, что приходите на наши пресс-показы. Будем и дальше показывать с разрешения археологов то, что ими было обнаружено. Мы ожидаем и новые книги. Надеемся, что они будут не менее дискуссионные, чем предыдущие. В дискуссии рождается истина. И в научном плане все эти раскопки были проведены не зря. И огромное спасибо сотрудникам, которые ведут здесь реставрационные работы. Они понимают, что работают на уникальном объекте. И спасибо насельницам монастыря. Они, уходя в монастырь, уходили от такой жизни, а тут жизнь в виде стройки их догоняет. Мы понимаем, что это для них большие хлопоты, и очень им благодарны, что они стоически эти проблемы выдерживают. Вместе с археологами работают и архитекторы, которые фиксируют находки, и лаборанты, которые находки расчищают, рабочие- землекопы. Очень много зависит от бригадиров. Это целая экспедиция. Эта экспедиция работает в уникальном месте, и от их слаженной работы зависят очень важные научные выводы. Ни один археолог без своих сотрудников не может делать то, что вы видите сейчас.

Что касается тех обломков надгробий, которые вы видите за моей спиной, это все находилось в культурном слое. Мы их не видели. В советское время они оказались сломаны, заброшены и находились вне зоны нашего зрения. Коллеги сделали их доступными, предоставили много для научных размышлений. Объекты некрополя также очень хороши для повседневного изучения истории. Даже самый обычный человек, посещая некрополи, может увидеть захоронения людей, которые жили до него. И всегда посещение некрополя — это большой эмоциональный задел. Сейчас археологи это обеспечили. Не сомневаюсь, что здесь будет сделан профессиональный лапидарий. Фактически он есть в каждом монастыре, на каждом историческом кладбище. И я уверен, что эти объекты станут интересными и туристам, и просто жителям, не говоря уже о специалистах. Раскопки на некрополе — это всегда очень важное дело, которое имеет определенные научные и эмоциональные последствия. Археологи, конечно, работают не только в монастырях. Наш Департамент строго следит за тем, чтобы там, где это необходимо, любые виды работ сопровождались археологическими исследованиями.